Они чинно сидели в заброшенной Якитории и с ленью поедали остатки роллов. Темная разноцветная масса соевого соуса с кусочками чего-то нежно зеленого, но ядовитого на вкус, - пожалуй единственное, что давало ощущение реальности происходящего. Все остальное - повседневная обыденность. Будто они встречаются уже года два и смертельно надоели друг другу. Или будто две подруги, которые рассказали друг другу все последние сплетни и, иссякнув, наконец, на миг прекратили пустые разговоры. За стеклами здания шел скучный дождь, а на цветном дисплее шел показ вечно повторяющихся манекенов. Женщин-досок, женщин вешалок, которым поклоняются и которых боготворят.
     Неожиданно время ускорило свой ритм, а пространство, наоборот, остановилось. Она сама остановила пространство, будто завороженная его взглядом. Люди вокруг не замечали происходящего, и официантки так и продолжали скользить по их лицам, не находя ничего особенного в этих двух посетителях. Обычный морок, уже не один раз описанный во многих фантастических рассказах. Если бы кто-то был внимательнее (а люди в 90% случаев думают только о себе и не замечают ничего дальше собственного носа), то наверняка обнаружил бы одну странность: двое оставались неподвижными, будто гологаммами, тогда как живые люди были где-то не здесь, на несколько уровней глубже в сумраке.
     Сумрак. Их сумрак по краям переливался яркими стразами. Она скинула с себя верхнюю часть одежды, оставшись:.
     Впрочем, все по порядку. Всему виной имбирь, разгорячивший ее желудок, и кровь, устремившись на переваривание пищи, уловив Его пристальный взгляд на нее, поменяла свое направление и ухнула глубоко внизу. Матка качнулась и влагалище стало мягким. Он протянул к ней руку, чем-то напоминавшую лапу волка-одиночки; лапу, повидавшую следы укусов других самок в страсти или раны от пережитых боев с лисами и шакалами.
     Влагалище сократилось и в висках стало стучать. Она задержала дыхание, готовясь к неминуемому прыжку. Битва. Охота. Он мой. Сегодня он мой. Сейчас или никогда. Она плавно приняла его приглашение, обрушила стол на бок и села сверху, обхватив своими ногами его голени. Ее сок растворил часть его одежды как раз в нужном месте и его член, освобожденный от узкого денима, с усилием вошел в ее еще не разогретое тело.
     До середины локтей ее лапы стали кошачьими, ногти, выросшие из подушечек пальцев отливали синевой.. Шея стала на несколько сантиметров длиннее, что особенно стало заметно, когда она прогнулась, подталкивая его член глубже в себя. Он закрыл глаза, чтобы лучше чувствовать ее возбуждение. Она молчала, чтобы не отвлекаться на стоны. Стоны могли услышать через сумрак посторонние, такое, говорят старожилы, случается с людьми. А ведь напротив сидела девочка, которая будто почуяла что-то неладное и отложила в сторону мороженое. Малышка почувствовала себя не в своей тарелке и пулей хотела выскочить в туалет, но так и осталась сидеть, будто прикованная к своему месту. Это часть сумрака коснулась ее на мгновение. Она вздрогнула, глубоко вздохнула и вышла из оцепенения.
     Двое продолжали танцевать. Разбитые тарелки и валяющиеся на полу кружки из-под сакэ официанты, как само собой разумеющееся, уносили по очереди в мойку.
     Он положил ее на стол и, наклонив слегка, трахал. Кончик ее хвоста мерно в ритм движения касался его ягодицы. Тонкие высокие сапоги издавали мелодичную музыку-фон. Это было не обычное поскрипывание настоящей лакированной кожи, это было сумеречное музыкальное эхо.
     В момент наивысшего полета, когда в исходной точке отсчета она должна была начать содрогаться в оргазме и испускать стон он открыл глаза и жестко отстранил ее от себя: "Не здесь". Непереносимая боль ее тела передалась ему на кончик члена и он:. Не кончил, зная, что им предстоит дальняя дорога в рассуждениях о смысле жизни до ее дома, что только там, вернув ей ее обычное человеческое тело он сможет заняться с ней любовью как обычный мужчина с самой обычной женщиной.
     Он не успел увернуться. Ее уже исчезающий ноготь все-таки расцарапал диагонально его грудь. Глубокий кошачий бескровный надрез был расплатой за прерванное наслаждение. Она вновь обрела себя и села на свое место. "Пожалуйста, счет, девушка!".