История эта случилась еще во времена застоя, поэтому в ней нет "мерсов", "экстази", ночных клубов и всего того, что сейчас окружает нас.
     По вечернему городу, разбрызгивая лужи, как "Титаник", проплыл последний троллейбус. Обычное дело, как всегда в последнее время, я поругался с женой и, как всегда, окончательно. Шел в никуда, понемногу отходя от очередного скандала. На остановке под дырявой крышей, даже не пытаясь останавливать равнодушно проезжавшие мимо машины, под дождем стояла девочка.
     Вся мокрая, длинные темные волосы сбились от воды, белая блузка вызывающе обтягивала грудь идеальной, на мой взгляд формы.
     Я, как истинный джентльмен, предложил ей место под зонтиком. Поколебавшись несколько мгновений, она все-таки решилась, я предложил ей руку и только тогда глянул в ее лицо. На первый взгляд ничего особенного, обычное лицо семнадцати восемнадцатилетней девчонки, но глаза: Похожие на два горных озера, покрытых, как слюдой, голубой пленкой невинности. Я пропал, сразу утонув в них.
     Она сразу начала рассказывать мне свою нехитрую историю, как пошла на день рождения к бывшему однокласснику, засиделись поздно, транспорт уже не ходит, а на такси денег нет. Решила еще немного постоять, пока дождь не утихнет и потихоньку идти домой. Я предложил проводить ее. По дороге мы мило поболтали и когда подошли к ее дому, она увидела, что в окнах горит свет, орет магнитофон. "Опять мать привела мужиков", - с горечью в голосе сказала она. "Домой не пойду". Слезы заволокли ее глаза, я готов был идти в бой с кем угодно за эти слезы. "Пошли на вокзал", - предложила она. "Посидим, скоро утро, а потом мне на работу". А что мне оставалось делать:
     В зале ожидания было жарко, пахнуло застоявшимся запахом пота, смешанным с перегаром трудящихся масс. С трудом мы нашли свободную скамейку. Она легла головой мне на колени, свернувшись калачиком, и быстро заснула. Я то дремал, то сидел, не шевелясь, боясь побеспокоить ее сон. Диктор все время объявлял о поездах, идущих в Париж, Берлин, Софию. И я, сидя на обшарпанной скамейке задрипанного города, держа у себя на коленях мечту всей моей бестолковой жизни мечтал о жизни с ней в этих городах. К действительности меня вернула бабка с грязной мокрой тряпкой на швабре, которая, матерясь, выгнала нас из зала ожидания на улицу. Уже рассвело, я подумал о том, что жена ушла на работу, и предложил пойти ко мне, выпить чаю, словом согреться. Пришли ко мне, согрелись чайком с бутербродами. И вдруг она прижалась ко мне и с дрожью в голосе сказала, что хочет отблагодарить меня за то, что я ее не бросил, и что еще никто в жизни так не относился к ней. Я смотрел в ее глаза, полные слез и понимал, что с этого момента моя жизнь пойдет совсем по другому пути. Подхватив на руки, я понес ее в ванную, где медленно начал снимать с нее юбку. Она стояла молча, преданно смотря мне в глаза своими голубыми "озерами". Расстегнув пуговки на блузке, я расстегнул лифчик и, сняв с нее все это просто обалдел: Это была грудь молодой девушки, уже налитая соком желания. Соски торчали как две темно-коричневых пуговки. Я не удержался и лизнул один из них. Грудь вся покрылась мурашками.
     Включив горячую воду, я посадил ее в ванну. Взял в руки мыло и начал медленно намыливать ее тело. Гладил ее длинные тонкие пальцы, ласкал худенькие плечи. Она стояла в ванне, закрыв глаза, и только подрагивала от моих осторожных прикосновений. Когда я добрался до ее бугорка, покрытого легким пушком волос, она выгнулась дугой под моими ласковыми пальцами и, откинув голову, застонала. Я аккуратно, перебирая каждую ее складочку, ласкал ее маленький клитор, не забывая при этом второй рукой гладить, слегка сжимая, ее круглые и такие упругие ягодицы. Еще толком не разглядев ее попочку, только на ощупь, я понял, что это истинное произведение искусства. Она, не в силах стоять, оперлась спиной на стену, выгнув навстречу моим рукам свое тело с такой нежной и гладкой кожей. Пальцы мои стали влажными от сока ее желания. Я завелся как сумасшедший. Совершенно не контролируя себя, я впился жадными губами в ее розовые половые губы, не отдавая себе отчета в происходящем. Язык мой жадно погрузился в горячее, влажное лоно. Я вылизывал ее губы, впитывал в себя ее нектар, чувствуя себя усталым путником в пустыне, прильнувшем к источнику влаги. Она жадно прильнула своим лоном к моему лицу, как бы желая всосать мои губы в себя, я задыхался, изнемогая от желания, глотая ее сок, вкуснее которого я в жизни не пробовал, такой нежно-сладко-терпко-пряно-солоноватый, не похожий ни на что другое. Это могло продолжаться бесконечно долго, но вдруг она оттолкнула меня, совершенно ошалевшего, и сказала: "Пойдем в спальню". Выскочив из ванной, не вытираясь, мы бегом побежали в спальню. Я на ходу сбрасывал с себя жалкие остатки моей одежды. И, наконец, мы упали на кровать, сразу сплетясь телами, наши губы, как после долгой разлуки жадно впились друг в друга. Мы были абсолютно мокрыми не столько от воды, сколько от желания.
     И, когда в нашей любовной борьбе я, наконец одержал верх, прижав ее тело к кровати, на секунду повиснув над ней на вытянутых руках, она уже полностью без остатка была во мне, наши души сплелись, взявшись за руки. Я вошел в нее легко, как будто прыгнул с высокой горы, расправив крылья за спиной. Она коротко вскрикнула, прикусив от боли губу, и наши тела забились в ритме любви, как раненые птицы в клетке.
     Мы улетели вдвоем. Спустя три года после этого случая. Сняли маленькую квартирку в Париже. Разбирая вещи вечером у камина, я наткнулся на покрывало с той кровати с пятном крови посередине. Тогда в прошлой жизни я еще думал о том, чтобы скрыть следы потери девственности моего единственного счастья в жизни.