– Головой думала.

– Вот и подставляй голову!

Я подошел к креслу вплотную, раздвинул Ингины колени, стал между ними. Юношеский избыток гормонов тут же сделал свое дело: дружочек мой подскочил, и теперь покачивался как раз напротив лица девушки.

– М–м–можно? – Инга взяла член рукой, слегка потянулась к нему губами, но не дотронулась, а посмотрела на меня – на этот раз явно снизу вверх.

Можно? Ха! Нужно. Я так и сказал:

– Нужно. Умеешь?

И не удержался, добавил:

– Взрослая, блин…

– Умею, блин…

И – ого! Вот это миньет! Такого даже Лида не делала! Я извивался, издавал какие–то звуки, дергался, а Ингины губы и руки вытворяли нечто совершенно небывалое с членом и яичками. Глазами девушка периодически как бы спрашивала: ну как, мол? Хорошо?

Нет, не хорошо. А суперхорошо! Где я, кто я, что я?.. Но – стоп! Я ведь хотел доказать ей, что это я не лыком шит!

Высвободившись из Ингиного рта, я опустился на колени и аккуратно раздвинул широко ее ноги, разместив их на подлокотниках. Теперь моя очередь делать приятное.

Я старался. Очень. Куни с новой для меня вагиной. Новые большущие губы (и у Любы, и у Лиды они довольно скромные по размерам), новый клитор – я даже немного испугался, когда обнаружил, что он торчит почти как маленький член!

Новый запах и вкус…

Ни кровати, ни дивана в этой комнате не было, и кресло оказалось единственно подходящим местом для наших игр. Похоже, игра моя Инге понравилась, потому что теперь уже она вздрагивала, охала, распахивала еще шире свои коленки…

Каким–то шестым или одиннадцатым чутьем я уловил, что пора! Сейчас у нее наступит то самое, что никто до сих пор не смог как следует описать…

Один из самых сладких моментов для обоих участников: член погружается в горячее мокрое влагалище… Между раскрытых мокрых горячих губ… До упора…

Раньше «до упора» означало, что головка во что–то там внутри Любы или Лиды упиралась. А теперь – как в старом–престаром анекдоте: «Суньдале!» – «А дале яйцы не пущають!»

Несколько движений – и Инга выгнулась, издала звук, похожий одновременно на плач, рычание, стон, впилась в мои плечи ногтями, завздрагивала!.. Глубокое, но очень узкое влагалище несколько раз сильно сжало член, и я тоже был готов выплеснуться!.. Инга это поняла:

– Не надо в меня!!!

Я выскочил, Инга ухватила член рукой, оттянула шкурку назад до предела, до боли, и теперь уже я со стоном задергался, изливаясь на живот, на маленькие груди с темно–коричневыми и совсем уж микроскопическими, не больше спичечной головки, сосочками. Где–то далеко–далеко мелькнула мысль: я ведь даже не потрогал эти маленькие титьки…

– Тебе было хорошо?

– Очень! А тебе?

– И мне – очень!

Нет, мы не задавали друг другу этих вопросов, и не давали таких ответов. Мы просто сидели напротив друг друга и рассеянно улыбались своим мыслям и только что испытанным сладким ощущениям. Инга медленно втирала одной рукой в живот и в грудь выплеснувшуюся из меня на нее жидкость: полезно, мол… За дверями в соседние комнаты раздавались какие–то звуки, но мне в данный момент они были не очень интересны. Хотя – как там моя Нина Борисовна?

Хм… А чего это она вдруг моя?

Одна из дверей открылась, вышел спортсменистый, держась за возбужденный член рукой. Ни слова не говоря, подошел к Инге, растопырил ее колени на подлокотники, принял ту же позу, что совсем недавно была у меня, всунул в Ингу член (я успел с самодовольством заметить, что он поменьше моего) и быстро–быстро заелозил…

Вот чудеса–то! Инги это как будто совсем не касалось! Выражение ее лица было все такое же рассеянно–задумчивое, глаза направлены в потолок, и на губах – легкая улыбочка, руки закинуты за голову, и только хрупкое тело сотрясалось в такт толчкам спортсменистого.

Продолжалось это совсем недолго. Спортсменистый кончил так же, как и я: на живот девушке. Правда, она его об этом не просила – видимо, он сам знал, как надо. И за член она его не взяла – он сам себе додрочил до семяизвержения. Его семя она вытерла салфеткой.

– Что, Сёма? Зойка не дала?

– Да ну ее нахрен! И то не так, и это ей не так. Задолбала!

Сёма озирался в поисках места, где присесть, но оба кресла были заняты, и ему пришлось довольствоваться табуреткой.

– А вы тут как? Мальчик от страха не умер? – оскалился Сёма.

– Мальчик не умер. А я чуть не умерла.

– От смеха? – Сёма заржал.

– От удовольствия. r>
– Чёооо?!

– А тоооо! Мальчик молодец, старательный.

Блин! Обсуждают меня, как будто меня и нет вовсе здесь! Но только я хотел открыть рот, чтобы что–нибудь эдакое сказануть, как из той же двери, из которой пару минут назад вышел Сёма, показалась рыжая с недовольным лицом. Видимо, это и была та самая неудоудовлетворенная Зоя. Молча подошла к столику в углу, налила из бутылки в бокал, крупными глотками выпила, буркнула что–то неразборчивое и опять скрылась за дверью.

Из другой двери вприпрыжку выскочила Люба, за ней степенно вышел худой блондин. Наверное, у них всё прошло лучше, чем у Зои с Сёмой, и блондин этим сильно гордился.

– Игорек, ты сегодня был молодцом!

Люба смешливо пожала блондину руку, затем точно так же потрясла его за член.

Лиде по жребию достался, как оказалось, Любин толстячок. Люба оставила Игорька и подбежала к толстячку, которого Лида вывела к нам за поникший конец, затараторила:

– Василь Аркадьич! Лида тебя совсем задолбала? Еще и член оторвать собирается? Она такая у нас! Ну, ты–то в грязь лицом не упал?

За Василь Аркадьича весело ответила Лида:

– Всё нормально с Васильком! Даже отлично! В грязь – нет, а вот кое–куда лицом ему сегодня пришлось заныривать! – и бесстыже пошлепала себя ладошкой по промежности.

Все заулыбались.

Пока что не показывались пивной животик и Нина Борисовна, и Зоя пряталась где–то там за дверью. Все остальные перемешались, вставали, садились, подходили к столику с напитками, смеялись, живо обсуждали подробности, шлепали друг друга, лапали, щипали, дергали шутливо за всякие висящие и торчащие места.

Ко мне подошла Инга с двумя бокалами в руках, протянула один мне:

– В следующий раз ты мой. Без жребия. Договорились?

– Договорились, конечно! Ты… понравилась мне.

Я взял бокал, протянул свободную руку, потрогал маленькую грудь:

– Титьки твои… Смешные. Я их буду целовать…

– А я буду целовать… до самого конца, ладно? Ну, люблю я это… И полезно для женщины…

Инга глазами показала, куда она меня хочет «целовать до конца», и от ее слов и взгляда это самое место шевельнулось. Инга его нежно потрогала, но тут нарисовался её Сёма и увлек за собой в ту комнату, где все еще скрывались Нина Борисовна со своим кавалером и Зоя.

Столкнулись они в дверях. Вышли пивной животик, потом Зоя, и последней – Нина Борисовна. Особой радости на лицах ни у кого не наблюдалось, зато жажда, похоже, успела всех троих замучить. Пивной животик налил полные бокалы вина двум дамам, а себе – увесистую порцию коньяка.

Я подошел к Нине Борисовне, коснулся своим бокалом её, отчего бокалы тихонечко звякнули:

– Нина Борисовна, не расстраивайтесь!

– Отстань.

– Хорошо. Как скажете…

И я повернулся, чтобы отойти к остальным членам компании, тем более что кое–кто из них снова, похоже, начал проявлять некую сексуальную активность, а Инга с Сёмой вообще уже ворочались в соседней комнате на разложенном диване – даже дверь за собой не удосужились закрыть! Впрочем, ворочался, кажется, только Сёма. Инга лишь послушно подставлялась…

– Подожди! Подойди, пожалуйста…

– Да, Нина Борисовна? Я слушаю вас…

– Понимаешь… То, что ты видел сегодня… в общем, это… как бы это тебе сказать… общем… ты ведь мужчина, да? Могу я на тебя положиться?

– Конечно, Нина Борисовна! Говорите, что нужно сделать?

– Нужно… никому не рассказывать… потому что… ну, ты сам понимаешь… я – твоя преподавательница, и вдруг… Могу я тебе верить?

– Конечно. Даю слово – ни–ко–му. И никогда.

– Спасибо. И учти – я тебе верю.

Забегая вперед, скажу, что я действительно никогда и никому. Даже сейчас я и имя её, и специальность полностью изменил.

А тогда…

– Верьте, Нина Борисовна.

Она все еще не поднимала глаз на меня. А я ее рассматривал. Впервые так близко и без одежды. Сейчас на ней даже очков не было, только маленькие висюльки–сережки в ушах. Какая же она красивая… без ничего! Такие бывают только на картинах великих мастеров.

Ростом чуть ниже моего, и абсолютно пропорциональная фигура. Идеальная. И кожа нежная, гладкая, матовая. Грудь плавно вздымается в такт с дыханием. Хочется ее потрогать, накрыть ладошками, чуть прижать…

Я придвинулся совсем близко, и мне уже не рассмотреть, что у нее там, внизу живота, но я уже видел: там совершенно чисто, миниатюрно и аккуратно, как у маленькой девочки.

– Я вас хочу.