В ту пору со мной приключилось что-то похожее на роман. Ей исполнилось девятнадцать, а мне успело перевалить за сорок. Она была почти до неприличия сексапильна: стройное тело с сильными ногами, развитыми бёдрами, ягодицами и грудью вызывающе контрастировало с полудетским лицом, озорными ямочками на щеках и тёмными серьёзными глазами, а русые волосы до копчика довершали образ юной колдуньи, ещё не вполне осознавшей силу своих чар. Подобно в меру пресыщенному гурману, смакующему экзотическую дичь, я снисходительно принимал её влюблённость, окрестив «лошадёнком» за особую животную грацию. Звали её Эвелина.

Мы возвращались из Москвы в Питер. Стояла тёплая июньская ночь, и в четырёхместном купе кроме нас никого не было. Полностью раздевшись, мы лежали на нижней полке, обнимаясь и вполголоса неся трогательную чепуху. Вскоре (кажется, это была Тверь) поезд остановился, послышались голоса заходивших в вагон людей. В дверь постучали, и нам пришлось срочно что-нибудь на себя натянуть (я – лёгкие летние брюки, а Эва – мою футболку, которая смотрелась на ней мини-платьицем).

Я отпер дверь и впустил двух молодых людей; мы поздоровались, и они стали располагаться на верхних полках. Парни показались мне довольно симпатичными – спортивные, улыбчивые и общительные, сходу представились: Лёша, Вадик. Я невольно заметил, с каким интересом они поглядывали на мою подругу, особенно на её почти полностью открытые ноги. Достав бутылку коньяка, ребята пригласили нас присоединиться, и мы не стали отказываться. Завязался разговор, пластиковые стаканы беззвучно стукались друг о друга, и количество содержимого в ёмкости стремительно уменьшалось под ни к чему не обязывающий трёп с шутками и прибаутками. Мы перешли «на ты»; обычно задумчивая Эва постепенно оживлялась и вскоре уже непринуждённо болтала, беспечно смеясь непритязательным анекдотам парней.

В какой-то момент она отправилась в туалет, и Лёша поинтересовался: «Извини, хотел тебя спросить: вы друг другу кем приходитесь, а то сразу не разберёшь – ну, там, разница в возрасте и всё такое?..» Я не стал скрывать, что мы любовники. Лёша одобрительно хмыкнул, а Вадик поднял большой палец вверх. Я воспринял это как откровенный мужской комплимент, и неожиданно для себя самого (алкоголь тоже добавил куражу) выдал: «Вы ещё голую её не видели!» «Да могу себе представить, – отозвался Вадик, – хотя... если уж честно, был бы совсем не против полюбоваться...» «Можно устроить», – не унимался я. «Как?» – Лёша, кажется, не поверил своим ушам.

«Попрошу её приподнять футболку – вот и всё». «А если откажется?» «Ничего, поможем товарищу преодолеть стеснительность». «Это как же?» «Сам возьму и задеру». «А если будет возражать?» «Подержу ей руки, а вы глазейте себе на здоровье». «Думаешь, прокатит?» «Легко! А будет ломаться – просто свяжу, тем более что мы часто так делаем, когда ебёмся, и она от этого только тащится (да как, впрочем, и почти все бабы)». «Прикольно! А ты уверен, что она не среагирует на наше присутствие как-нибудь... неадекватно?» «Надеюсь, что нет, а может, и наоборот – кайф словит! В любом случае надо попробовать, а там видно будет – вы, главное, тоже не теряйтесь и по ходу сюжета подыгрывайте мне при любом раскладе». Кажется, я не на шутку увлёкся собственной импровизацией и закусил удила.

В это время мы услышали отодвигающуюся дверь и, перемигнувшись, разлили оставшееся по стаканчикам. Теперь уже я оказался у окна, а Эва сидела рядом, скульптурно поджав ноги, и парни с нескрываемым предвкушением разглядывали её всю. После заключительного тоста «за красоту» я как бы между прочим заметил: «Кстати, малыш, тут у нас дискуссия возникла: какая кому грудь больше нравится – по размеру там, по форме, по содержанию. Короче, я похвастался, что у тебя классные сиськи, но ребята, понятное дело, требуют доказательств».

Эва мимолётно вспыхнула, но тут же беззаботно расхохоталась, продемонстрировав ямочки и, похоже, не приняв мои слова всерьёз. Я завёлся: «Ну покажись, чего тебе стоит – ты ведь, например, загораешь на нудистском пляже, так какая на фиг разница?» Парни в один голос поддакивали, всеобщий энтузиазм сгладил неловкость, и, кажется, смог поколебать её неуступчивость. Она для порядка ещё разок-другой кокетливо отмахнулась, но в конце концов пошла навстречу нашим заверениям в эстетической ценности любования как процесса и подтянула нижний край футболки к шее – хотя уже через пару секунд, как будто спохватившись, отпустила ткань, и та вернулась на место, вновь закрыв обзор. Я запротестовал: ребята, мол, даже не успели ничего толком увидеть – не то, что заценить, и те со своей стороны дружно выразили полную поддержку моим справедливым претензиям, продемонстрировав образцовую мужскую солидарность.

Похоже, Эве начинало льстить всеобщее внимание (она, кстати, любила покрасоваться голой перед зеркалом, фотографируя собственное отражение, а когда у меня возникало желание поснимать её фотогеничное тело, то с удовольствием позировала). Зардевшись от смущения и азарта, она подняла футболку, но на этот раз не торопилась опускать её, наслаждаясь произведённым эффектом: Лёша и Вадик, переглянувшись, восхищённо уставились на тяжёлую грудь с крупными тёмными сосками на смуглой коже и полуприкрытый сочными ляжками художественно выстриженный лобок.

Я и сам начал возбуждаться от такого зрелища, а особенно от реакции парней и рискованной непредсказуемости ситуации. Мне совершенно не хотелось, чтобы приключение закончилось, едва начавшись, а потому, недолго думая, я ухватился сзади за футболку и рванул её вверх. Эва, не ожидавшая с моей стороны такой активности, рефлекторно подняла руки, тем самым позволив мне одним движением полностью себя раздеть. Я победно помахал трофеем, и парни зааплодировали; но тут, как будто опомнившись, моя скромница приняла архетипическую позу Евы, прикрыв одной рукой грудь, а другой – лобок. Чтобы не упускать инициативы я посадил её к себе на колени, обнял и стал бормотать на ухо что-то ободряюще-успокаивающее – глазами же продолжал подавать знаки ребятам, которые в свою очередь не переставали сыпать комплиментами.

Мне показалось, что застигнутая врасплох Эва находится в лёгком ступоре, поэтому, пользуясь моментом, я оторвал её руки от интимных мест и мягко, но властно завёл их ей за спину.

Великолепный вид вновь открылся восторженным взглядам парней. Чтобы окончательно перебороть все сомнения и закрепить успех, я одной рукой обхватил её локти, а другой стал расстёгивать узкий матерчатый ремень на своих брюках. Эва не видела, что творится сзади неё, зато всё хорошо просматривалось с нижней полки напротив. Движением головы я показал Лёше, сидевшему ближе к двери, переместиться к нам, что он молниеносно и сделал. Бесшумно вытаскивая ремешок (который, кстати, и прежде неоднократно использовался мною для аналогичных целей), я шепнул сообщнику: «Держи руки, только крепко».

Похоже, Эву продолжали обуревать противоречивые эмоции, усугублённые выпитым, так что сопротивление было сломлено без особых усилий – как только Лёша с готовностью перехватил её локти и с добросовестной цепкостью стал их удерживать, ничто уже не могло помешать мне сноровисто (сказался многолетний опыт секс-игр) затянуть петлю на запястьях и пару раз крест-накрест оплести их, завязав напоследок концы в надёжный узел.

Теперь мою красавицу можно было разглядывать сколько глазам угодно, но взбудораженные увиденным, удачно проведённой операцией и коньяком, мы уже не могли – да и не хотели – останавливаться на достигнутом. Я заметил, что рука Лёши дёрнулась в направлении ближней к нему груди и замерла в нерешительности; он вопросительно взглянул на меня, и я, сглотнув, кивнул ему в ответ. Бесцеремонные пальцы тут же принялись безнаказанно ощупывать упругую полусферу, что послужило сигналом к началу штурма и для Вадика, до тех пор неподвижно сидевшего напротив и заворожённо наблюдавшего за происходящим. Обеими руками он стал жадно ласкать другую грудь – особенно сосок, который не заставил себя долго ждать и начал твердеть прямо на глазах, ещё более увеличиваясь в размерах.

Моя девочка выказывала явные признаки растерянности и даже смятения. С одной стороны, низко опущенная голова, плотно сжатые колени и резкие движения связанными руками в попытке освободиться свидетельствовали о неготовности смириться с ролью беспомощной жертвы (а возможно, и об обычном страхе) – но с другой, её, как говорится, начинало выдавать собственное тело: по выгнувшейся спине пробежала дрожь, ещё более потемневшие глаза полузакрылись, густые ресницы трепетали, а из пока ещё упрямо сомкнутых губ вырвался полу-вздох, полу-всхлип. С третьей стороны, я догадывался, что природная женская стыдливость не позволяла ей безоглядно отдаться основному инстинкту – хотя делавшие её практически беззащитной связанные за спиной руки плюс подавляющее превосходство в физической силе парадоксальным образом расслабляли, освобождая от ответственности и чувства вины за поднимавшуюся из недр естества блядскую стихию.

Я невольно залюбовался возникшей мизансценой, парни же со свойственной молодости ненасытностью продолжали в четыре руки беспрепятственно дегустировать особо сладостную в своей уязвимости обнажённую плоть нашей законной добычи. Вот один, осмелев, вцепился губами (а может, и зубами) в мясистый сосок, и его примеру без промедления последовал другой, что тотчас исторгло из уст Эвы приглушённый стон. Чьи-то пальцы уже отправились на поиски клитора, блуждая там – сначала робко, потом всё настойчивее...

Сбросив с себя оцепенение, я поцелуем коснулся горделивой, успевшей покрыться лёгкой испариной шеи, и, учуяв знакомый аромат всепобеждающей похоти, стал торопливо стягивать с себя брюки. Приятное открытие: хуй оживал, пожалуй, даже смелее обычного и требовал безотлагательного водворения на своё законное место – то есть в эвину пизду. Взявшись за косу, туго скрученную на затылке в роскошный узел, я потянул моего лошадёнка кверху, слегка приподымая, другой же рукой направил ключик в замочек, и тот вошёл как по маслу. «А-ах!», – возглас признания своего поражения в поединке с собственным телом (и облегчения оттого, что неотвратимое свершилось) вырвался у неё откуда-то из глубины, и наша пленница затрепыхалась, как белый флаг над павшим бастионом. Не в силах больше сдерживаться, она начала двигаться вместе со мной, судорожно сжимая и разжимая пальцы связанных рук, в то время как рывки плечами в эфемерной надежде на освобождение полностью прекратились.

Глядючи на меня, ребятам тоже, понятное дело, захотелось продолжения банкета. Вадик выразительным жестом махнул от своей ширинки в направлении эвиных губ, я утвердительно мотнул головой, и его джинсы вместе с трусами немедленно отлетели в сторону, обнажив напрягшийся во всей своей фаллической красе орган. Ещё мгновение – и его обладатель уже стоял рядом, стараясь протолкнуться в прерывисто дышащий рот укрощаемой строптивицы.

Я не успел разглядеть – то ли она сама уступила, то ли ему всё-таки пришлось проявить настойчивость, – но вскоре красноречивые звуки и характерные движения уже недвусмысленно свидетельствовали о победном исходе. Теперь и Лёша стал проявлять беспокойство; заметив это, я отнёсся к его нетерпению с пониманием и призывно раскрыл пасть (честно говоря, не возражаю портив эпизодического бисексуального разнообразия).

Надо отдать должное: сомнения и колебания на какой-то миг отразились в его глазах, однако пульсирующая энергия требовала выхода, поэтому в следующих кадрах он, уже абсолютно голый, сперва нерешительно, но постепенно всё увереннее осваивал мою сосущую ротовую полость. На фоне ритмичного аккомпанемента колёс купе наполнилось звуками импровизированного четырёхголосного хора, способными впечатлить даже искушённого эротомана...

А поутру миру явилась извечная картина: трое измождённых бойцов валялись по своим полкам, в то время как обольстительно-невинная юная русалка с утроенной энергией порхала по всему вагону, расчёсывая бесконечную гриву – и то щебеча без умолку, то загадочно улыбаясь, а то мурлыча себе под нос что-то древне-женское.



Август 2010 г., СПб

tsarovtsev@mail.ru