Д и м а сосал член, и ощущение его влажно-горячих губ, жарким кольцом скользящих вдоль распираемого от напряжения ствола, было настолько приятным, что у Расима то и дело перехватывало дыхание, как если бы он, Расим, не дышал, а едва слышно, судорожно всхлипывал, - сладость разливалась по всему телу, и в этом не было ничего удивительного... ну, какому пацану в пятнадцать лет т а к о е могло бы не понравиться - могло бы оставить равнодушным? Нет таких пацанов - не бывает в принципе!

Другое дело, что удовольствие от скользящих вдоль члена губ у него, у Расима, было бы не таким всеобъемлющим, если б губы, жарко обжимавшие член, были б не Д и м и н ы, а чьи-то другие, потому как удовольствие тоже может быть разными: одно дело, когда удовольствие - сугубо сексуальное - локализуется исключительно в районе паха-промежности-ануса, не распространяясь дальше, и совсем другое дело, когда сексуальное удовольствие сливается с устремлением жаждущего сердца... чего жаждал он, Расим? Конечно же, дружбы - н а с т о я щ е й дружбы... искренней, отзывчивой, доверительной, преданной дружбы жаждало сердце пятнадцатилетнего Расима, и в этом желании не было ни чего-то удивительного, ни, тем более, чего-то необычного, потому как многие, очень многие мальчишки хотя бы раз - или даже не раз - испытывают, чувствуют осознаваемую или, наоборот, смутную, на томление похожую потребность в настоящей дружбе, не всегда понимая, ч т о кроется в желании такой дружбы... чистой, ничем не замутнённой душой Расим искренне потянулся к Димке, готовый стать для него, для Д и м ы, самым лучшим, самым преданным другом, и когда это юное, горячее, порывистое желание вдруг - совершенно неожиданно, неожидаемо! - встретилось, соединилось-слилось с удовольствием сексуальным,

Расим не мог не почувствовать, как наслаждение, охватившее его, не ограничилось одним лишь членом, оказавшимся во рту старшеклассника Д и м ы, не локализовалось в пределах промежности-ануса, а разлилось по всему телу, включая радостно забившееся сердце, - мысль о том, что Д и м а, так делая, тем самым ему, Расиму, доверяет, считает его своим н а с т о я щ и м другом, была не менее сладостной, чем Д и м и н ы губы, сладко, неутомимо скользящие вверх-вниз... кайф сексуальный и кайф душевный слились в теле и в сердце Расима в одно - сладостно ликующее - наслаждение! Они - Д и м а и он, Расим - теперь будут вместе... они будут - как одно целое! Вот что почувствовал - о чём подумал! - изнемогающий от кайфа Расим, ощущая, как Димка неотрывно сосёт, дрочит губами его сладостью распираемый пипис...

А Димка, заполучив член Расика в рот, никак не мог от члена оторваться, - наклонившись на пахом лежащего на спине Расима, Димка ритмично двигал головой, ощущая во рту горячий, жаром обжигающий твёрдый ствол, и ощущение это было сравнимо с чувством неизъяснимого, упоительного блаженства; теперь для него, для Димки, сплошной эрогенной зоной сделался его рот - губы, язык, внутренние стороны щёк... да и как могло быть иначе? Разве не об этом он, Димка, страстно мечтал? Разве не об этом он, тиская в кулаке свой член, фантазировал и грезил?

Настоящая любовь неотделима от секса, и ощущение Расикова члена во рту доставляло ему, Димке, такое неизъяснимое наслаждение, что уже от одного этого можно было бы кончить, - Димка скользил губами вдоль члена Расима, и осознание того, что всё это происходит не в его, Димкиных, фантазиях, а всё это происходит наяву, наполняло Димкино сердце сладостным ликованием... но у Расика - у любимого Расика! - помимо его прекрасного члена ещё были губы, были плечи и шея, был по-мальчишески плоский живот, была обалденная грудь с двумя набухающими сосками, были изящно округлые узкие бёдра и были стройные длинные ноги, была небольшая, красивая, упруго-сочная попка, и всё это неодолимо манило, всё это было возбуждающе притягательно, всё это было ещё никак не обласкано, - ему, влюблённому Димке, нестерпимо хотелось ласкать, целовать, любить Расима везде, всего! А потому, оторвав губы от распираемого твёрдостью члена, Димка нетерпеливо приподнял голову, пытаясь в темноте рассмотреть лицо возбуждённого, жарко дышащего парня - самого любимого человека во всём необъятном мире.

- Расик... - вопросительно и вместе с тем радостно, совершенно ошалело прошептал Димка, вытирая тыльной стороной ладони мокрые губы.

- Что? - едва слышно отозвался Расим, и в этом коротком "что?" - в той интонации, с какой это "что?" было выдохнуто-произнесено - внятно прозвучала готовность Расима ко всему... ко всему, что будет дальше!

- Расик... - вместо ответа повторил - прошептал-выдохнул - Димка; подавшись всем телом вперёд, голый Димка мягко и в то же время уверенно, нетерпеливо опустился на лежащего на спине Расима - страстно, горячо вдавился в него, тоже голого, горячего, ощутив, как от этого жаркого, ничем не ограниченного вдавливания тела в тело у него, у Димки, по телу прокатилась волна нестерпимой сладости... содрогнувшись от кайфа, невольно сжимая, сладострастно сводя, стискивая ягодицы - с силой вдавливая свой залупившийся член в член Расима, Димка снова скользнул пламенеющими губами по шее Расика, по горячей мочке уха, по жаром пышущей щеке, и... губы Димкины снова прикоснулись, сладко прижались к губам ничего не возражающего, не противящегося Расима, - округлив рот, Димка страстно, нетерпеливо вобрал губы Расика в губы свои, одновременно с этим судорожно сжав полушария ягодиц... ах, какой это был обалденный кайф! Это был фантастический, непередаваемый кайф... лёжа на Расиме - ощущая тело Расика телом своим, Димка неотрывно, страстно сосал Расима в губы, и снова... снова Димкин язык, ещё минуту назад страстно, неутомимо ласкавший обнажённую голову члена, мотыльком затрепетал у Расима во рту, - ощущая пьянящую наготу Расима наготой своей, Димка, присосавшись к губам, целовал любимого Расика взасос, одновременно с этим судорожно, конвульсивно двигая бёдрами взад-вперёд, отчего его член, туго сдавленный животами, липко, сладостно залупался, то и дело выскальзывая из крайней плоти - доставляя тем самым Димке неимоверное наслаждение...

Димка сосал Расима в губы, тёрся о Расима напряжённо гудящим членом, и снова - снова! - осознание того, что всё это происходит не в его, Димкиных, фантазиях, а всё это происходит наяву, наполняло Димкино сердце сладко полыхающим ликованием... так, двигая бёдрами, можно было бы запросто кончить, но у Расика - у любимого Расика! - ещё была попка, была поясница, была спина... но прежде всего у него, у любимого Расика, была восхитительная, красивая, сочно-упругая попа, и её Димке тоже хотелось ласкать, ощущать, любить, - не отрывая губ от губ Расима, прижимая Расима к себе, Димка перевернулся в постели на спину, и Расим в тот же миг оказался лежащим сверху...

Теперь не Димка, а он, Расим, вдавливался в Димку своим обнаженным телом, - руки Димкины медленно скользнули по спине Расима, по пояснице, и ладони, вмиг превратившись в эрогенные зоны, округлённо замерли на упругих Расимовых булочках... сколько раз, мастурбируя перед сном, Димка мысленно гладил, ласкал Расимовы ягодицы! А теперь Расим - любимый Расик! - лежал на Димке голый, горячий, возбуждённый, и попка его, совершенно доступная, сочной мякотью ягодиц наполняла Димкины ладони... разве это было не счастье - для него, для влюблённого Димки? В прошлом году, когда Димка учился в девятом классе, им на уроке задали сочинение... тема была написана на доске в двух вариантах: "Я счастлив!" - для пацанов, и "Я счастлива!" - для девчонок, словно кто-то из них мог попутать, "счастлив" он или "счастлива", - за сорок минут каждый должен был написать, что нужно для счастья лично ему... как будто в пятнадцать-шестнадцать лет все могут сказать об этом открыто и откровенно!

Так вот, Димка тогда написал какую-то галиматью из красивых и правильных, но неискренних и потому пустых, не согревающих душу слов, и хотя потом, на следующем уроке, его сочинение было отмечено как лучшее, Димку это счастливей не сделало: он написал тогда, что счастье для него - когда мир во всём мире и все друг другу вокруг улыбаются... ну, то есть, как в телевизоре, из которого, демонстрируя неиссякаемый оптимизм, одни улыбаются другим, на них смотрящим, с хорошо оплаченной жизнерадостностью неутомимо рекламируя прокладки, проекты, планы, прогнозы... счастье, а не жизнь! А с другой стороны... что он, Димон, знал о счастье полгода назад?

Ничего он не знал о счастье, потому что тогда, в прошлом учебном году, в их школе еще не учился Расим и Димка в него, в Расима, ещё не был влюблён... конечно, он и сейчас - на тему "Я счастлив!" - написал бы какую-нибудь фигню, но сейчас... сейчас слово "счастье" было наполнено для Димки совершенно конкретным смыслом, и смысл этот сводился к одному-единственному слову: "Расик!" Любить Расима, думать о нём, надеясь на понимание, на взаимность... вот что такое счастье! А улыбаться при этом будут все, или все будут грустить... для него, для Димки, это не играло никакой роли, потому что счастье - это, конечно же, не улыбки л е н у с и к о в... и не мир во всём мире... настоящее счастье - это лежать под Расимом, чувствовать сладкую лёгкость его обнаженного тела, впитывать жар его мягких горячих губ, гладить ладонями сочно-округлую мякоть его ягодиц... и не нужно... не нужно ни в рот, ни в зад, - просто лежать, обнимая Расима... лежать вот так, как сейчас... лежать под Расимом, осознавая и телом, и сердцем, что Расик - любимый Расик! - в его горячих объятиях... "просто лежать... разве это у ж е не счастье?" - то ли подумал, то ли почувствовал Димка, страстно лаская ладонями попу Расима.

Расим лежал сверху, и ему, Расиму, ничто не мешало чуть приподнять вверх голову или чуть двинуть лицо в сторону, чтобы тем самым освободить свои губы от жарко сосущих губ Димки, но он, Расим, этих движений не делал, - Димка, лёжа под Расимом, сосал Расима в губы, одновременно с этим вжимая ладони в Расимовы ягодицы - вжимая горячий Расиков член в свой пах; мысль, на какой-то миг промелькнувшая у Димки - про то, что "не нужно ни в рот, ни в зад" - возникла, конечно же, от ощущения полноты чувств... но чувства были в душе - чувства переполняли Димкино сердце, в то время как тело его, распираемое бушующим в нем огнём юной любовной страсти, рвалось к ощущению полной физической близости; это звучит прозаично: "в рот" или "в зад" - и звучит прозаично это тогда, когда нет настоящей любви, а всё сводится исключительно к сексу, к сексуальному удовольствию... а когда любишь, и любишь по-настоящему, то эти слова - "в рот" или "в зад" - наполняются музыкой подлинной страсти и звучат не менее поэтично, чем звучат любовью дышащие шекспировские сонеты, потому как посредством физического проникновения друг в друга влюблённые получают возможность почувствовать и осознать подлинное - ф и з и ч е с к и ощущаемое - слияние друг с другом в одно неделимое целое, - подумав от полноты чувств, что "не нужно ни в рот, ни в зад", он, Димка, всем своим существом хотел Расима любить и в рот, и в зад... он хотел сразу всё - всё-всё! - как голодный странник, увидевший стол, заставленный яствами...

Ладонью одной руки прижимая Расима к себе - указательным пальцем скользя по стыку сомкнутых ягодиц аккурат напротив скрытого ягодицами входа, ладонью другой руки Димка скользнул по спине Расима, и ладонь его мягко коснулась Расимова затылка, - выпуская из губ своих губы Расика, Димка легонька надавил Расиму на затылок, и Расим податливо ткнулся мокрыми губами в Димкину шею, прижавшись пламенеющей щекой к Димкиной скуле... непослушные губы Расима, ещё больше налившись от Димкиного сосания, пылали огнём, - чувствуя, как Димкин палец, медленно проникая между сомкнутыми ягодицами к сладко зудящему входу, Расим совершенно невольно приподнял зад, отчего ягодицы его разомкнулись, чуть разошлись в стороны, и... содрогнувшись от кайфа, от нестерпимого удовольствия, Расим ощутил, как мягкой подушечкой пальца Димка коснулся туго стиснутых мышц сфинктера...

"разве так можно?" - мелькнула у Расима запоздалая мысль, но уже в следующее мгновение эта глупая мысль была вытеснена ощущением небывалой сладости, - Д и м и н палец - горячий, волнующе твёрдый - с лёгким напором заскользил, заелозил по мышцам сомкнутого входа... офигеть, как ему, Расиму, были приятны эти прикосновения! Вообще... вообще было всё приятно! - вжимаясь губами в Д и м и н у шею, Расим с наслаждением сжал, стиснул ягодицы, тем самым вдавливаясь, сладострастно вжимаясь в лежащего на спине Д и м у своим каменно напряженным, горячим, сладко полыхающим от кайфа членом... это движение его было импульсивным и оттого абсолютно искренним - совершенно непреднамеренным, - он, Расим, пятнадцатилетний парень, школьник-девятиклассник, физически чувствовал неодолимое желание слиться с Д и м о й в одно - неделимое! - целое...

- Расик... - чуть слышно выдохнул Димка, ощущая-чувствуя, как под напором его указательного пальца сладострастно сжимаются, вибрируют, конвульсивно вздрагивают мышцы туго сжатого Расимова сфинктера. - Расик... - задыхаясь от кайфа, повторил Димка, - давай развернёмся... ты ко мне задом... ложись ко мне попкой - возьмём друг у друга... Расик... одновременно возьмём... давай...

Димка дважды проговорил - нетерпеливо, горячо выдохнул - слово "давай", причём сделал он это с такой настойчивой, не оставляющей выбора интонацией, что у Расима, по сути дела, никакого не оставалось выбора, кроме как подчиниться... да и не было у него, у Расика, никакого желания что-либо выбирать, - сейчас он готов был всецело, безоговорочно подчиняться Д и м е... и не только готов был, а он и душой, и телом - всем своим существом - х о т е л подчиняться, потому как то, что делал в постели Д и м а... то есть, то, что делали они оба - и Д и м а, и он, Расим! - было необыкновенно сладостно... и сладостно это было, и волнующе, - офигенно всё было - классно!

Приподнявшись над Димкой - оторвав от Димки своё жаром пылающее тело, Расим, не раздумывая, послушно развернулся на сто восемьдесят градусов; Димка тут же, обхватив Расима за ноги, потянул его зад на себя, и Расим, подчиняясь Д и м е, податливо переместился - чуть подался всем телом назад... он сделал так, как Д и м а ему сказал, - колени раздвинутых ног Расима оказались на уровне Димкиных плеч, в то время как лицо его очутилось аккурат над пахом лежащего на спине парня-старшеклассника; лицо Расима оказалось над Д и м и н ы м членом, напряженно торчащим вверх, и у Расима тут же мелькнула мысль, что он, Расим, сейчас возьмёт этот член в рот...

он возьмёт Д и м и н член в рот - так, как это только что делал сам Д и м а, и эта мысль, похожая на осознаваемое желание, совершенно не смутила, нисколько не испугала Расима, не внесла в его душу никакой - даже секундной, даже мимолётной - сумятицы, потому что всё... абсолютно всё, что делал Д и м а и что вслед за ним, за Д и м о й, готов был делать он, Расим, было совершенно естественно... и естественно всё было, и желаемо! - именно такое ощущение было у него, у пятнадцатилетнего Расима, на мгновение застывшего, замершего над Димкой!

Димка нисколько не сомневался, что Расик - любимый Расик! - теперь с а м, без всяких подсказок, возьмёт его член... возьмёт точно так же, как это сделал он, Димка, - да и как могло быть иначе - т е п е р ь, когда он, влюблённый Димка, ощутил-почувствовал, как его огнём пылающая страсть передалась любимому Расиму? Смутно видя в темноте распахнувшуюся попу Расима, расплывчато белеющую над ним сладко манящими ягодицами, Димка нетерпеливо потянулся вверх, устремляя свои жаждущие губы к члену Расика... и в этот момент он почувствовал, как губы Расима прикоснулись к члену его, - содрогнувшись от кайфа, непроизвольно сжав, стиснув мышцы сфинктера - невольно дёрнув бёдрами вверх, Димка, не дотянувшись губами своими до члена Расима, снова откинулся на подушку, ощущая, как одно лишь лёгкое прикосновение губ любимого Расика к обнаженной головке его сладостью распираемого члена мгновенно отозвалось во всём теле неизъяснимым блаженством...

"Расик..." - мысленно прошептал, простонал Димка, и ему, шестнадцатилетнему десятикласснику, на какой-то миг показалось, что сердце его вот-вот разорвётся от счастья, - возникло нестерпимое желание обхватить голову Расика ладонями, чтоб его, Расика, подтолкнуть - чтоб тем самым ускорить процесс проникновения члена в рот, но вместо этого... вместо этого, скользнув руками по разведенным ногам Расима, Димка страстно обхватил ладонями раскрывшиеся, распахнувшиеся Расимовы ягодицы и, прикасаясь большими пальцами к туго сомкнутому пацанячему входу, тут же почувствовал-ощутил, как от лёгкого прикосновения его пальцев конвульсивно дрогнули мышцы девственно стиснутого Расикова сфинктера, - ощущая горячие губы Расима на головке своего напряженно вздыбленного, сладостью распираемого члена, о с о з н а в а я это сладчайшее прикосновение губ любимого Расика к его, Димкиному, члену как знак, как свидетельство ответного чувства, лежащий на спине Димка, ещё больше разводя, раздвигая ладонями и без того распахнутые Расимовы ягодицы, снова нетерпеливо потянулся головой вверх, устремляя свои жаждущие губы к нему, к любимому Расику... ах, какой же это был кайф - осознавать-чувствовать, что Расим не только не противится его, Димкиным, устремлениям, но что он сам... он, бесконечно любимый Расик, с а м устремлен навстречу ему - Димке!

И действительно... действительно, он, пятнадцатилетний Расим, всем телом, всей душой был устремлен навстречу Димке! Понятно, что в этой искренней устремлённости Расима было вполне естественное, для его возраста уже насущное желание сексуального удовольствия, и то, что партнёром мог стать парень, практически не влияло ни на степень желания, ни на саму возможно полноценного сексуального контакта, потому как любой возбуждённый парень при наличии минимальной симпатии может и хотеть, и иметь такой секс... мало, что ли парней, которые, не будучи "голубыми", это или пробуют, или даже в течение какого-то времени регулярно практикуют - кайфуют и в рот, и в зад!

В том возрасте, в каком был Расим, парни идут на подобные контакты - пробуют это хотя бы раз, хотя бы из любопытства - достаточно легко, и происходит это довольно часто... то есть, происходит это - без всякого о том уведомления окружающих, родственников и друзей - между парнями сплошь и рядом, а потому не было ничего удивительного в том, что он, Расим, был всем своим сладостно гудящим телом устремлён навстречу Димке, - он, пятнадцатилетний Расим, был возбуждён сексуально, а потому он готов был попробовать, и в этом смысле он, Расим, был самым обычным парнем... но устремлён он был не только телом, а и душой, и устремлён Расим был навстречу не Димке, а устремлён он был навстречу Д и м е, потому как для него, для Расима, не было ни "Димки", ни "Димона", а был именно Д и м а - парень, с которым ему, Расиму, хотелось сдружиться по-настоящему... юная жажда дружбы - н а с т о я щ е й дружбы с Д и м о й - соединилась, сплавилась, слилась-переплелась с возникшим сексуальным желанием в неразделимое целое! Ну, и как он, Расим, мог не быть устремлён навстречу Димке? Тем более что он, Расим, жаждавший н а с т о я щ е й дружбы, не мог не чувствовать исходящую от Д и м ы самую неподдельную любовь, хотя это слово - слово "любовь" - его, Расима, ещё ни разу не озарило...

Прикоснувшись губами к Д и м и н о м у члену, Расим замер, ощутив лёгкую, едва уловимую солоноватость обнаженной головки... и тут же у Расима мелькнула мысль, что так, наверное, и должно быть, потому как член - это не сладкий батончик, не леденец, - та часть головки, которую он, Расим, обхватил губами, была горячая, упруго-мягкая и, как показалось Расиму, необыкновенно нежная... "Д и м и н пипис" - подумал Расим, осознавая прикосновение своих жаром пылающих губ к Димкиному члену, - разве в нём, в этом прикосновении, было что-то плохое или неприятное? Д и м а только что сам у него, у Расима, брал в рот - ласкал его член губами, и ему,

Расиму, это было сказочно приятно... так почему он, Расим, не может сделать точно так же - почему он не может взять в рот член Д и м ы? "Может", "не может"... вся эта пустая, ничтожная, не от сердца идущая хрень лишь на какой-то миг мелькнула в сознании Расима и, не задержавшись, не сбив Расима с толку, тут же вытиснилась из головы неодолимым, страстным желанием сделать Д и м е приятное... и Д и м е, и себе - себе тоже! - потому что губы Расима от ощущения Д и м и н о г о члена тут же наполнились сладостным, щекотливо-приятным зудом, - губы Расима наполнились неодолимым желанием, и Расим... он, пятнадцатилетний Расим, не раздумывая - нисколько не сомневаясь в правоте своих действий, кольцом округлённых губ скользнул по головке Д и м и н о г о члена, вбирая горячую, сочную и нежную головку в рот... разве всё это с его, Расимовой, стороны не было искренним и потому совершенно естественным, безоговорочно желаемым проявлением н а с т о я щ е й дружбы?

Той самой дружбы, по которой томилась и к которой стремилась его юная, не замутненная глупыми предрассудками, не растленная извращенными представлениями о любви и дружбе душа... разве не этого, весь сегодняшний день думая о дружбе с Д и м о й, он хотел в глубине своей души, сам не ведая - не подозревая и не догадываясь - об этом своём желании?

Перехватив пальцами Димкин член у самого основания, Расим медленно, плавно насадил округлившийся рот на твёрдый горячий ствол, - на секунду он, Расик, замер, ощущая - осознавая! - во рту напряженный, сладко волнующий Д и м и н член, показавшийся ему, Расиму, очень даже немаленьким, и тут же, подталкиваемый неодолимым желанием, ритмично задвигал, заколыхал головой, скользя по стволу жарко обжимающими губами... о, какой же это был кайф - невообразимо сладкий, ни с чем не сравнимый кайф! - разводя, раздвигая ладонями и без того распахнутые Расимовы ягодицы, Димка нетерпеливо потянулся головой вверх, устремляя свои жаждущие губы к нему, к любимому Расику!

Промежность Расима, склонившегося над Димкой, была аккурат над его, Димкиным, лицом - направив член Расика обнаженной головкой вниз, Димка кончиком языка провел по уздечке, отчего Расим, не переставая сосать, тут же сладострастно дёрнулся всем телом, затем, точно так же округляя губы, медленно вобрал член Расима в рот, но сосать в таком положении, когда голова была навесу, оказалось не очень удобно, и Димка, не выпуская член изо рта - скользнувшими на поясницу Расима ладонями пригибая попу Расика книзу, снова опустил голову на подушку... теперь было самое то! - ощущая влажно скользящие губы Расима на члене своем, Димка, ослабив кольцо обжимающих губ на члене Расима, обхватил Расима за бёдра и, подсказывая ему, как надо делать - как именно он, Димка, хочет! - усилием рук двинул бёдра Расика вверх-вниз, чтобы Расик сам... чтоб он, Расим, сам - сам! - задвигал, заскользил членом в его, Димкином, рту! И Расим это Д и м и н у подсказку понял - уловил-почувствовал, - не выпуская член Димы изо рта, Расим задвигал, заколыхал задом, скользя членом своим во рту Димы... ах, какой это был кайф - невообразимо сказочный кайф!

Но и это не могло продолжаться долго! Потому как хотелось... ему, влюблённому Димке, хотелось всего - всего-всего, словно он, не веря в происходящее, торопился-спешил зафиксировать своё счастье максимально полно, во всех его ипостасях! Per omnes modus et casus - вот чего хотел Димка! Расик - любимый Расик! - не переставая сосать, одновременно с этим двигал задом, таким образом сладострастно трахая его, влюблённого Димку, в рот, - член Расима скользил в кольце обжимающих Димкиных губ, и Димке было неимоверно приятно ощущать во рту живо снующий горячий ствол Расимова члена, но ещё приятней ему, Димке, было осознавать, что Расим это делаем с а м и что, делая так, он, Расим, по-настоящему с ним, с Димкой, кайфует; попа Расима, смутно видимая в темноте, ритмично колыхалась над Димкиным лицом, они оба - оба! - кайфовали от ощущения бушующего в их раскалённых телах наслаждения, и можно было бы таким образом им обоим кончать - спускать друг другу в рот, но оргазмы стали бы завершением, физиологией обусловленным окончанием их взаимного наслаждения, а он, Димка, ни окончания, ни завершения ещё не хотел... никак не хотел!

И потом... для ощущения полного, всеобъемлющего и безоговорочного, всей душой желаемого счастья, для осознания необратимости их о б о ю д н о й - взаимной! - любви ему, Димке, страстно хотелось слиться с Расимом посредством взаимного проникновения членов в сладостно ноющие, сладко зудящие девственные анусы... почувствовать Расика членом с з а д и, почувствовать член любимого Расика в попе своей - вот как должна была завершиться эта их первая, сладкая, упоительно сказочная ночь! Димка, вновь раздвигая, разводя-распахивая ладонями страстно колыхающиеся ягодицы Расима, снова коснулся большими пальцами туго стиснутого Расимова входа, и... ощутив-почувствовав, как под пальцами его рук мышцы сфинктера у Расима сладострастно сжимаются, он, Димка, вдруг поймал себя на мысли, что ему хочется... до конца не додумав возникшую мысль,

Димка тут же - в порыве мгновенно вспыхнувшего желания - усилием рук мягко надавил на попу Расима, отстраняя её, страстно желаемую попу любимого Расика, от своего лица, - мокрый член Расима легко выскользнул из Димкиного рта, и Димка, убирая пальцы рук с Расимова входа, ещё больше разводя - разводя-растягивая - ягодицы Расика в разные стороны, тут же оторвал голову от подушки, устремляя к манящей попе свой жаждущий рот...

Расим, почувствовав, как Д и м а отстраняет его от себя, и вслед за этим тут же ощутив, как его жаром распираемый член вследствие этого отстранения одномоментно выскользнул из сладко знобящего кольца огнём обжимающих Д и м и н ы х губ, поначалу ничего не понял; Д и м а оттолкнул, отстранил его, Расика, от себя, и у Расима невольно мелькнула мысль, что, может быть, он, Расим, по причине своего незнания сделал что-то не так: "что-то не так" - подумал на миг растерявшийся Расим, и в это мгновение... в это мгновение он, пятнадцатилетний Расим, ощутил-почувствовал, как к его туго стиснутому входу прикоснулось что-то влажно-горячее, обжигающее сладкое, - вздрогнув от небывалого наслаждения, Расим растерянно замер, ощущая, как это "что-то" мотыльком затрепетало в самой сердцевине его попы... и только в следующее мгновение его, пятнадцатилетнего Расика, школьника-девятиклассника, озарила, ошпарила догадка: "это Д и м а... он делает э т о языком!" - то есть он, старшеклассник Д и м а... он его, Расимову, попу трогает-ласкает кончиком языка! И даже не попу, а сам в х о д - сладко зудящую сжатую дырочку...

"разве т а к можно?" - ошалело подумал Расим, содрогаясь от новой волны небывалой сладости... а Димка, без малейших раздумий подчинившись внезапно возникшему желанию - прикоснувшись языком к туго стиснутой дырочке Расикова входа, в первый миг ощутил лёгкий, едва уловимый вкус заднего прохода, но вкус этот - вкус характерный, узнаваемо специфический - был удивительно ч и с т ы й, т о н к и й, не вызывающий ни малейшего отторжения... да и какой ещё мог быть вкус у страстно любимого Расика? Только такой - чистый и тонкий, как аромат... и Димка, ни секунды не колеблясь, ощущая упругую сжатость Расимова входа, изнемогая от страсти, от любви, кончиком влажно-горячего языка страстно заскользил, запел-затанцевал в самой сердцевине Расимовой попы! - содрогаясь от кайфа, конвульсивно сжимая под пляшущим Д и м и н ы м языком мышцы сфинктера, Расим подумал, точнее, не подумал даже, а душой и телом почувствовал, что Д и м а... что лучше Д и м ы нет никого на свете! И если он, обожаемый Д и м а, делает т а к, значит... "так можно!" - с чувством наполнившего сердце ликования подумал Расим, обжимая губами горячий Димкин член.

Конечно, Димка такое - чтоб попу ласкать языком - нередко видел на фотографиях, которые он среди прочих геевских фоток находил на сайтах с гей-эротикой, но, думая о Расиме, мечтая о страстной любви с Расимом, в своих сладостных грёзах-фантазиях Димка т а к о е ни разу не представлял - никогда он т а к не делал в своих неотступных мечтал, и теперь, в эту первую ночь, когда любовь его стала стремительно обретать плоть, перед мысленным взором Димки не возникло, не всплыло ни одно из виденных ранее изображений, - порыв Димкиных губ к Расимовой попе был вызван не подражательством ранее виденному, а чувством бушующей, распирающей тело и душу любви, то есть в этом спонтанно возникшем порыве было одно лишь страстное, неодолимым желанием стать для Расика ещё ближе, слиться с любимым Расимом максимально - всеми возможными способами... вот что двигало Димкой, страстно вжимающим влажно-горячие полуоткрытые губы в туго стиснутое колечко Расимова входа! - может, минуту, а может, полторы Димка жарко, самозабвенно ласкал-целовал любимого Расика в попу... наконец, оторвав свои губы от конвульсивно сжимавшихся мышц Расимова сфинктера - чувствуя, как всё тело его распирает от сладости, Димка дрожащим голосом выдохнул:

- Расик... давай... в попу давай - в зад... друг друга... да? - он зачем-то добавил в конце своих слов это совсем не нужное, абсолютно излишнее "да?", как будто Расим, у которого мышцы горячо обласканного сфинктера уже вовсю полыхали огнём неодолимого желания, сейчас мог ему, л ю б и м о м у Д и м е, ответить отказом...

Расим, оторвав свои губы от члена - вытирая мокрые губы ладонью, разогнулся, становясь на коленях сбоку от Димки... конечно, в попу! - он, Расик, сам... сам хотел в попу! Димка, приподнявшись - повернувшись к Расиму, стоящему на коленях, обхватил губами головку Расикова члена, и снова Расим невольно вздрогнул от наслаждения, - Димка, скользнув кольцом обжавших губ вдоль Расимова ствола, вобрал член в рот почти до основания, на мгновение замер, ощущая, как рот его сладко заполнился твердостью его, Расикова, возбуждения, и тут же задвигал, заколыхал головой, не в силах удержать себя от желания любить Расима везде - сзади, спереди... per omnes modus et casus, и это всё сразу, одновременно! Да и как он, Димка, мог удерживать себя, как он мог не хотеть этого, когда Расик - любимый Расик! - был готов отзываться на все его, Димкины, устремления? Скользнув ладонью по сочно-упругим, горячим, округленно оттопыренным ягодицам стоящего перед ним на коленях Расима, Димка, выпуская член Расика изо рта, нетерпеливо выдохнул - горячо прошептал:

- Расик, давай... ложись сюда... сюда - на моё место... - одновременно с этими словами отодвигаясь в сторону - уступая место Расиму.

Расим на секунду замешкался, не зная, как ему ложиться - на живот или на спину... Д и м а сказал, что они "друг друга", и у него, у Расима, ни на секунду не возникло вопроса, кто кого будет первым, - и без вопросов было понятно, что Д и м а будет первым... а кроме того, у него, у Расима, мышцы сфинктера полыхали огнём, и ему, пятнадцатилетнему Расиму, самому хотелось, чтоб Д и м а был первым - чтоб Д и м а вставил, вогнал свой член в его возбуждённо зудящий, огнём полыхающий анус... ему, Расиму, хотелось - нестерпимо хотелось - чтоб в попу его вошел, внедрился-вскользнул напряженный член! Да и какому нормальному парню, окажись он на месте Расима, э т о г о не хотелось бы?!

- Расик, на спину ложись... - подсказал Димка, не столько заметив, сколько почувствовав, как Расим, стоя на четвереньках, по причине незнания замер, на миг замешкался. - Ноги раздвинь... вверх подними - и в стороны... Расик... в стороны ноги раздвинь - разведи...

Димка, командую - выдыхая вполголоса жаркие, возбуждённо звучащие фразы-слова, оказался стоящим на коленях перед раздвинувшим ноги Расимом, - молча, послушно, безоговорочно подчиняясь Д и м и н ы м словам, Расим развел в стороны полусогнутые, поднятые вверх ноги, и его ягодицы щедро раздвинулись, распахнулись перед Димкой, тут же опустившимся вниз - севшим на постель аккурат против попы Расима... "angulus ridet": девственно сжатая, туго стиснутая дырочка Расика была готова для сладостного слияния их двух страстью пышущих тел в нерасторжимое целое, и Димка, держа залупившийся, напряжением распираемый, губами Расима обласканный член, ощутил-почувствовал, как от радости, от ликования у него ещё слаще, ещё сильнее забилось-заколотилось сердце... разве это было не счастье?

Видеть-осознавать, что Расик хочет, что он готов... разве не этот сладостный миг он, любящий Димка, день за днём лелеял в своих фантазиях? Разве он, любящий Димка, видя Расика в школе на переменах, не об этом думал-мечтал? Разве он, мастурбируя перед сном, не об этом грезил - не этого страстно, неутолимо желал, лёжа с приспущенными трусами на чуть поскрипывающем матрасе своей одинокой постели? Расик - любимый Расик! - лежал перед ним... и Димка, качнувшись всем телом вперёд - опершись на левую руку, правой рукой нетерпеливо направил член, всем своим телом, всей душой предвкушая сладостное слияние - апофеоз безграничной любви...

Обнаженная, жаром налитая - в темноте невидимо пламенеющая - головка члена коснулась горячих мышц Расимова сфинктера... на мгновение Димка замер, осознавая возникшее ощущение: головка несгибаемо-твёрдого, распираемого от наслаждения члена упёрлась в жаром пышущий Расимов вход... затем, двинув бёдрами - напирая бёдрами на Расима, Димка нетерпеливо, уверенно надавил членом на туго сжатые мышцы сфинктера, и... дёрнувшись всем телом - ускользая от напирающего Димкиного члена в сторону, Расим в то же мгновение поспешно, стремительно отстранился, одновременно с этим непроизвольно выдыхая исказившимся от боли ртом протяжный стон, - ему, Расиму, показалось, что зад его от напора Димкиного члена обожгло, опалило огнём... тупая боль, полыхнув между ног Расима, в один миг наполнила мышцы сфинктера, промежность, внутренние стороны ягодиц.

- Ты чего? Расик... чего ты? - Димка, ничего не понимая, снова двинул бёдрами вперёд, с силой напирая, надавливая головкой несгибаемого члена на туго стиснутый вход.

- Дима, больно! - Расим, опять дёрнувшись - опять ускользая, стремительно опустил разведённые в стороны ноги. - Не могу... не могу я... больно...

Только теперь до Димки дошло: Расим говорил ему, Димке, напирающему своим рвущимся вперёд немаленьким членом, что ему, Расику, больно... "больно... больно" - дважды царапнули Димку Расимовы слова, и Димка растерянно замер, соображая, - в голове у Димки от жаром распирающего, напористого желания, разлитого по всему телу, от бушующей в сердце любви, от юной горячей страсти был туман... "больно" - мелькнула у Димки мысль, и тут же растерянность Димкина сменилась недоумением: Димка не то чтобы Расику не поверил, а просто... просто он - влюбленный, разгоряченный, всем своим существом устремлённый к Расиму, жаждавший апофеоза - не мог, не хотел в это верить! "Больно... но ведь не на столько же больно, чтоб было нельзя... чтоб было никак невозможно..." - лихорадочно подумал Димка, нависая над Расиком с раскалённо-гудящим, залупившимся, нетерпеливо вздрагивающим членом, и в тот же миг в его, Димкиной, голове калейдоскопом промелькнули фотки, которые он, Димка, видел на каком-то тематическом сайте: огромные члены были наполовину или даже полностью, до самого основания вставлены в попы парней, и парни, довольные, улыбались... разве это не кайф?! Конечно, на тех фотографиях парни были сплошь опытные, поднаторевшие в таком сексе, и всё равно... все равно - разве может такое быть, чтоб э т о у них, у Расима и Димки, здесь и сейчас не получилось, - разве могут быть у любви препятствия?!

- Расик... давай... давай ещё раз! - горячо, нетерпеливо прошептал Димка, одновременно с этим сжимая, тиская пальцами свой залупившийся член.

- Я не могу... не могу я, Дима... не могу! - отозвался Расим, прикрывая ладонью промежность - упреждая новый напор его, Д и м и н о г о, члена.

- Я осторожно... чуть-чуть... - настойчиво выдохнул Димка, сам не зная, что значит его "чуть-чуть". - Расик, давай... ещё один раз... давай!

- Дима, я не могу! - срывающимся голосом прошептал-выдохнул Расим, прижимая к промежности ладонь, и в интонации его голоса Димка уловил отчаяние, как если бы он, Расим, не мог это сделать - снова подставить Д и м е попу - вопреки своему желанию.

- Ну, один раз... ещё один раз... попробуем, Расик... просто попробуем... один лишь раз... давай... ещё один раз, и всё... может, получится... - нетерпеливо, горячо, настойчиво прошептал, проговорил возбуждённый Димка, не веря, что что-то может не получиться... он убеждал, он просил Расима не столько словами, жарко срывавшимися с губ, сколько просил, убеждал самой интонацией - напористой, не оставляющей выбора интонацией, с какой слова эти выдыхались.

- Не получится... - вновь отозвался Расим, но голос Расика утратил категоричность - словно он, Расим, сам усомнился в том, что сказал... да и как могло быть иначе - разве он, Расим, не хотел?! Он хотел - ещё как хотел! - и если б не эта боль... "не получится" - отозвался Расим, и вместе с тем он почувствовал, что, говоря так, он, Расим, сейчас Д и м е уступит... ещё один раз... почему не попробовать? Они просто попробуют, и, может... может, действительно, всё получится!

- Расик, давай! Ещё один раз... - напористо выдохнул Димка, почувствовав, что Расим, говоря "не получится", в то же время готов был... в душе - вопреки словам! - он, Расим, готов был попробовать ещё раз! - Если вдруг станет больно, то ты лишь скажи... ты только скажи, и я сразу... сразу пипис уберу! - убеждая Расима в том, что бояться не надо, горячо, нетерпеливо произнёс-пообещал Димка, одновременно с этим сдвигая ладонь Расима с промежности.

Подчиняясь Д и м е - его словам, его страстно звучащему голосу, Расим снова поднял разведённые ноги вверх, и снова его ягодицы раздвинулись, снова раскрылись, распахнулись перед Димкиным членом, - словно желая проверить готовность Расима к анальному сексу, Димка пальцем коснулся - слегка надавил - на туго сжатые мышцы Расимова сфинктера, в то же мгновение ощутив, как Расим невольно напрягся, конвульсивно дёрнув мышками сфинктера под его, Димкиным, пальцем.

- Расик, не бойся... - прошептал Димка, подушечкой пальца поглаживая - лаская - Расимов вход. - Растяни... растяни свою попу руками... - прошептал Димка, вновь нависая над парнем-девятиклассником, на спине лежащим с широко разведенными, вверх запрокинутыми ногами.

Обхватив ладонями ягодицы, Расим еще больше развёл, распахнул-растянул их в разные стороны - так, чтоб Д и м е было удобней, - Димка, рукой направляя член, снова приставил сочно налитую, пламенеющую головку к Расимову входу, ощутив, головкой почувствовав, как вздрогнули мышцы сомкнутого сфинктера.

- Расик, не бойся... - вновь повторил - прошептал - Димка, изнемогая от предвкушения... "пятое время года" - мог бы подумать Димка, но мыслей в Димкиной голове никаких не было - было одно сплошное желание, огнём полыхавшее в теле... и желание, и страсть, и любовь, и нетерпение - вот что было в Димкиной голове! Осторожно двинув бедрами, Димка надавил головкой члена на Расиков вход, пытаясь вскользнуть, войти-проникнуть членом Расиму в анус, и... невольно вскрикнув от давящей боли, вновь полыхнувшей в промежности, торопливо дёрнувшись, убегая-спасаясь от этой боли, Расим снова стремительно отстранился от Димки в сторону, невольно сжимая, с силой стискивая, растирая ладонью промежность, - елы-палы... снова... снова у них ничего не вышло - опять ничего, совсем ничего не получилось! Причём, на этот раз Димка сам почувствовал, что, надавив членом на туго стиснутый вход, головкой члена он не продвинулся ни на миллиметр: головка члена тупо упёрлась в мышцы сфинктера, не разжимая их, не растягивая... ёлы-палы! - член не входил - не в с к а л ь з ы в а л - в попу...

- Смазка нужна, - с отчаянием проговорил Димка, и было совершенно неясно, кому он это сказал - себе он это сказал или сказал он это Расиму, вновь опустившему ноги...

Конечно, нужна была смазка! Разве он, Димка, ни разу не слышал про вазелин? Разве не должен был предполагать, что для секса анального им обязательно потребуется смазка? Конечно, он слышал... он слышал об этом - и должен был это предполагать! Он ехал с уверенностью, что Зебра его и Расима поселит в одном двуместном номере... он закачал на свой комп-наладонник несколько классных галерей с молодыми трахающимися парнями - предполагая, что, может быть, Расику это придётся показать... он купил себе пару тесно обтягивающих плавок - чтобы скрывать стояк, возникающий всякий раз при мыслях о нём, о любимом Расиме...

он взял с собой все свои деньги, горя желанием сделать Расиму какой-нибудь классный подарок... он целыми днями думал, мечтал и грезил об их взаимной любви... он думал-планировал, как всё устроить так, чтоб всё получилось у них естественно... и - он совсем, совсем упустил из виду такой пустяк, как тюбик со смазкой! Тюбик с вазелином - всего-навсего... ну, и что теперь было делать? Вазелина не было, и Димка, а коленях стоя перед лежащим на спине Расиком - ощущая, как член его распирает он неизбывного желания, лихорадочно думал-соображал, чем можно смазать головку члена вместо вазелина. - Расик... смазка нужна! - повторил Димка голосом, полным отчаяния. - У тебя есть какой-нибудь крем? Любой... просто крем - чтобы смазать головку и вход...

- Нет, - отозвался Расим, и это было действительно так: у него, у Расима, крема не было... да и зачем ему нужен был крем - ему, пацану?

- Ну, и что теперь делать? - проговорил Димка растерянно, и опять... опять было непонятно, у кого он об этом спрашивает - у себя, стоящего на коленях с набухшим, сладко окаменевшим членом, или спрашивает он это у Расика, лежащего перед ним на спине с разведёнными, широко раздвинутыми ногами... как будто он, Расим, мог лучше Димки знать-понимать, что теперь делать!

- Не знаю... - произнёс - отозвался - Расик... да и откуда он мог знать, если Д и м а был старшим - был в и х постели ведущим, а он, Расим, был всего лишь ведомым!

Секунду-другую они молчали... конечно, отсутствие вазелина было всего лишь временным, чисто техническим сбоем, и потому невольно возникшая заминка никак не могла повлиять на их юное возбуждение - на их обоюдное, жаром бушующее желание, - они оба хотели, неутолённая страсть никуда не делась, и Димка, сжимая-тиская член в кулаке, с жаром проговорил, предлагая Расиму другой вариант:

- Расик, давай... давай, теперь ты... ты попробуй меня... может, получится у тебя...

- Дима, это больно... больно будет! - отозвался Расим, то ли желая Димку тем самым предупредить, то ли невольно делясь с ним, с Димкой, своим неудавшимся опытом.

- Ну, попытка не пытка... вдруг получится! - отозвался Димка, отодвигаясь в сторону - уступая Расиму своё место.

Конечно, Димке хотелось - нестерпимо, страстно хотелось! - самому войти в Расика, вставить ему, Расиму, в попу... за два месяца он, Димка, несчетное число раз об этом мечтал - фантазировал-грезил! В школе на переменах, провожая Расима взглядом, он невольно смотрел на Расимову попку... дома, лёжа в постели - сжимая свой член в кулаке, представлял он Расимову попку... в ванной, стоя под струями тёплой воды, воображал он попку Расима... попа Расима, недосягаемая до этой ночи, просто сводила Димку с ума! И вот, когда всё так прекрасно сложилось, из-за отсутствия смазки... было от чего прийти в отчаяние! А с другой стороны... разве член любимого Расика, вставленный в него, в Димку, не означал бы их сладостного слияния в нерасторжимое целое? Почувствовать, ощутить член Расика в попе своей - разве это не станет апофеозом их страстной любви? "Активный", "пассивный"... может быть, это где-то и важно, а для любви это были пустые, совсем ничего не значащие понятия, и потому Димка не менее страстно хотел почувствовать член Расима в попе своей! Если, конечно, получится...

Они поменялись местами: Димка лёг на место Расима, а Расик с торчащим вверх членом встал на колени перед Димкой - между его разведёнными, полусогнутыми в коленях ногами... мысль, что он, Расим, сейчас вставит, всунет в Д и м и н у попу свой возбуждённый, сладостью распираемый пипис, казалась Расиму невероятной, - ещё час назад, собираясь спать, он, Расим, ничего подобного не мог даже предполагать... вообще ни о чём т а к о м он не думал - совершенно не думал! А между тем, голый Д и м а - парень-десятиклассник - лежал перед ним, и у него, у такого же голого Расима, парня-девятиклассника, несгибаемым колом стоял залупившийся член, - ему, Расику, это казалось невероятным, и вместе с тем это был не сон - это была реальность... самая настоящая, сладостная, страстью наполненная реальность, - он, пятнадцатилетний Расим, никогда ни о чём т а к о м не думавший, никогда о подобном не помышлявший, нестерпимо хотел... хотел вставить, вогнать свой пипис в горячую Д и м и н у попу - хотел сладостно слиться, сплавиться с Д и м о й в нерасторжимое целое, - он, Расим, хотел Д и м у любить! Или, может быть, он у ж е л ю б и л?

- Расик, давай... я пипис послюню - смажу головку твою слюной... - проговорил Димка, нетерпеливо приподнимаясь - наклоняясь торсом к Расимову паху; конечно, слюна не смазка - не вазелин, и тем не менее... обхватив Расима ладонями за ягодицы, Димка вобрал в рот головку Расикова член, предварительно собрав у самых губ во рту максимальное количество слюны, и Расим в тот же миг содрогнулся от наслаждения... о, какой это был обалденный кайф - чувствовать член у Д и м ы во рту! Чувствовать член Расима губами - это был обалденный кайф! - Всё... давай! Должно получиться... - горячо, нетерпеливо выдохнул Димка, вновь откидываясь на спину.

И - ничего у них, у Димки и Расика, снова не получилось... подняв вверх широко разведённые ноги, ладонями рук обхватив ягодицы - ещё больше разводя, растягивая их в стороны, Димка подставил под член Расика свою девственно сжатый вход, но когда Расик, приставив мокрую головку своего члена, с силой надавил на мышцы сфинктера, пытаясь войти, втиснуться в Димку одним горячим рывком, у Димки от боли, полыхнувшей в промежности, на миг потемнело в глазах, - половина головки члена, раздирая мышцы сфинктера, успела втиснуться внутрь, прежде чем Димка, рванувшись от боли, успел порывисто выскользнуть из-под Расимова натиска!

- Пипец... - выдохнул Димка, так же, как Расик, стремительно опуская ноги. - Ни фига без смазки не выйдет...

- Я ж говорил... - словно оправдываясь, виновато прошептал Расим, машинально сжимая, стискивая в кулаке свой каменно твёрдый, огнём полыхающий член. - Смазка нужна...

- Завтра, Расик... завтра мы купим вазелин... или просто какой-нибудь крем - для рук, для лица... и - завтра всё получится... всё у нас получится! - убеждённо выдохнул Димка, потянув Расима на себя.

Повинуясь Д и м е, Расим податливо качнулся вперёд, и - два голых парня, соприкоснувшись жаждущими телами, одновременно почувствовали новый прилив неизбывного наслаждения; напряженный член Расика твёрдым горячим стволом ощутимо вдавился в Димкин пах, напряженный член Д и м ы горячо вдавился в пах Расима, Димка обхватил Расима, оказавшегося сверху, любящими руками, нежно и страстно прижал его к себе... в попу у них не получилось - друг другу в попы они не вставили, но любовь от этого не испарилась, не стала слабее, - они оба были возбуждены... они оба были нисколько не утолены, - Расим почувствовал, как горячие Д и м и н ы ладони, скользнув по его спине, обтекаемо замерли на ягодицах... обхватив ладонями попу Расима, Димка замер от наслаждения, - о, как нежно, как страстно любил он Расима - любил его всем своим телом, всей душой! Не смогли они в попы - не получилось... ну, и что? Получится завтра! Всё - всё-всё! - у них завтра получится, - ощущая ладонями сочно-упругую мякоть Расимовых ягодиц, Димка с нескрываемой в голосе радостью жарко, возбуждённо прошептал:

- Расик... а ты всунул немного... да?

- Ну... чуть-чуть! - отозвался Расим, невольно сжимая, стискивая ягодицы - вдавливая свой распираемый сладостью член в лежащего под ним старшеклассника Д и м у.

Димка, почувствовав это непроизвольное и вместе с тем страстное движение Расимовых бедёр, ладонями рук надавил на попу Расима, одновременно с этим порывисто двигая вверх бёдрами своими - с силой вжимая свой пах в пах Расима.

- Расик... поцелуй меня... - чуть слышно прошептал Димка, изнемогая от страсти, от желания, но ещё больше изнемогая от распирающей сердце нежности.

- Я не умею... - отозвался Расим, и в этом бесхитростном, искреннем ответе было столько подкупающей простоты, что у Димки от неизбывной любви перехватило дыхание.

- Ты что - никогда ни с кем не целовался? - прошептал Димка, скользнув ладонями по спине Расима вверх - обняв лежащего сверху Расима за плечи.

- Никогда, - выдохнул Расим, нисколько не стесняясь в этом признаваться... да и чего ему, Расику, было стесняться? Конечно, бывает, и часто бывает, когда пацаны, стремясь скрыть свою н е п р о д в и н у т о с т ь в области секса, выдают себя за людей бывалых - навязчиво или походя изображают из себя уже в к у с и в ш и х, уже всё познавших и всё испытавших... но ведь это бывает либо от неуверенности в самом себе, либо в силу каких-то скрываемых комплексов, либо бывает ещё, когда хочется пацанам выглядеть более взрослыми, и они выдают желаемое за действительное... фигня всё это! У него, у Расима, не было ни малейшего желания хоть в чём ему, Д и м е, врать, и потому... "никогда" - честно признался Расим в ответ на Димкин вопрос.

- Ну, это ж легко... смотри! - Димка, ладонью руки скользнув на затылок Расима, надавил на голову Расима, приближая тем самым его губы к своим, и - губы их слились в долгом сладостном поцелуе...

Димка хотя и сказал Расиму "это ж легко!", но ведь он, Димка, тоже делал это впервые - в первый раз в эту ночь целовался взасос... другое дело, что это действительно было л е г к о - и легко, и сладостно! Да и как могло быть иначе? Губы у Расима были сладкие, горячие, податливо-отзывчивые - страстно желанные, и потому... потому - сосать в губы Расима было не просто легко, а кайфово... необыкновенно кайфово! Димкины ладони, скользнув по спине Расима, снова наполнились сочной упругостью ягодиц... от одного этого можно было бы запросто - в два счёта - кончить!

- Давай... теперь ты! - прошептал Димка, выпуская губы Расима из губ своих.

Расим, лежа на Димке - вдавливаясь в него, в старшеклассника Д и м у, сладко гудящим членом - приблизил свои вновь потолстевшие губы к губам Д и м ы и, приоткрыв рот, попытался сделать так же, как это только что делал Д и м а... но - то ли потому, что он, Расим, ещё недостаточно сильно Д и м у любил, то ли потому, что от жаркого Д и м и н о г о сосания его вновь потолстевшие губы сделались непослушными, а только у него, у Расика, ничего не получилось... или, может быть, не получилось потому, что Д и м а был старше не только по возрасту, но и в его, Расимовом, ощущении, и он, Расим, полагал, что в губы сосать должен старший младшего - независимо от пола партнёров, потому как бытует такой стереотип... а может быть, не получилось потому, что он, пытаясь засосать Д и м у в губы, делал это отчасти осознаваемо, и потому невольным внутренним зрением он как бы смотрел в этот миг на себя самого со стороны - в то время как Димка сосал-целовал Расима, нисколько об этом не думая, или, точнее, он целовал-сосал в губы любимого Расика так, как дышат... разве мы, делая выдох-вдох, думаем, как и зачем мы это делаем? После майского ливня мы жадно вдыхаем озоном насыщенный воздух лишь потому, что воздухом этим так упоительно, так удивительно радостно дышится...

- Не получается... - рассмеялся Расим с едва уловимой виноватостью в голосе.

- Расик... ну, как это - "не получается"? Всё получается... смотри! - Димка, рассмеявшись вслед за Расимом, снова вобрал его губы в свои - словно, ничуть не задумавшись, сделал глубокий вдох... или подобно путнику-пилигриму, изнемогающему от жажды, жадно припал к живительному источнику - вот с каким чувством он, влюблённый Димка, вновь засосал Расима в губы!

Между тем, всякая страсть, трансформируясь в действия рук и губ, в конечном счёте стремится к оргазму - венцу любой сексуальной активности; можно какое-то время оттягивать этот момент, стремясь насладиться самим упоительным действом, но в любом случае - рано или поздно, но неизменно и обязательно - возникает, в конце концов, та "точка невозврата", когда, поплутав в лабиринтах страсти, мы выходим на финишную прямую, чтобы, уже не делая передышек, гнать на всех парусах к желаемому итогу; и чем моложе любовники или партнёры, тем скоротечнее их лабиринты, - влюблённый, огнём пылающий Димка не столько подумал о неуклонно растущей жажде оргазма, сколько почувствовал эту стремительно нарастающую - неодолимую! - жажду-желание... не выпуская губы Расима из губ своих, обняв-обхватив Расима за спину - не отрывая его от себя, Димка усилием всего тела перевернул Расима на спину, в одно мгновение поменявшись с ним, с Расимом, местами: теперь Димка был на Расиме сверху, а Расик - под ним, под Д и м о й... невольно раздвинув ноги - шире разведя свои ноги в стороны, Расим, не задумываясь, что делает, сомкнул руки на Д и м и н о й спине, и Димка с силой вдавился, вжался в Расима своим напряженным, сладко гудящим членом...

- Расик... - оторвав свои губы от губ Расима, страстно выдохнул Димка, одновременно с этим сжимая, стискивая ягодицы. - Расик... - повторил Димка ещё раз, и Расим уловил жаром пышущее дрожание в Д и м и н о м голосе.

Чувствуя, что в настроении Д и м ы что-то неуловимо изменилось, Расим не отозвался... да Димке, собственно, в эти минуты никакого отзыва от Расима уже было не нужно, - ткнувшись губами Расиму в шею, сжимая упругие ягодицы, Димка медленно, сладострастно задвигал бёдрами, словно стараясь втереть в Расима свой стиснутый животами каменно твёрдый, скользяще залупающийся член... собственно, так он, Димка, по вечерам на скрипучем диване делал с Игорем, а Игорёк, соответственно, делал с ним, но тогда было детство, и такой "трах" в сарае был больше похож не на секс, а на манящую, сладко-приятную тайную игру; и потом... тогда Димкин член был не бог весть каким большим - тогда, три года назад, член у Димки был в стадии роста, в поре взросления, а теперь Димке было шестнадцать лет, теперь он страстно, самозабвенно любил Расима, и член у него, у старшеклассника, был более чем приличный, - содрогаясь от наслаждения, жарко сопя Расику в шею, ощущая Расима пахом, руками, сосками, лицом, животом,

Димка, сладострастно двигая бедрами, судорожно сжимал, стискивал ягодицы, и его член, от этих движений невидимо залупаясь, подобно поршню скользил-двигался между горячими животами взад-вперёд... разве это было не наслаждение - не упоительный кайф? Расик - то ли отчасти подражая Д и м е, то ли сделав это непроизвольно, по наитию - скользнул ладонями по спине содрогающегося на нём старшеклассника, и ладони его наполнились страстно сжимающимися полусферами сочно-упругих Д и м и н ы х ягодиц, - Димка, двигая телом, жарко сопел Расиму в шею, и у Расима от этого жара на шее, от ощущения Д и м и н ы х телодвижений сладко сжимались мышцы сфинктера; тело Расима под Димкой послушно, податливо дёргалось... разве всё это был не кайф - не упоение наслаждением?

Оргазм, как всегда, возник-зародился где-то в н у т р и туго стиснутого отверстия зада и тут же, стремительно вырываясь наружу, огнём небывалого наслаждения ожег-опалил промежность, мошонку, невыносимо зудящий анус, - содрогнувшись от сладости, на какой-то миг буквально парализовавшей всё тело, Димка в то же мгновение почувствовал, как из члена его неукротимой лавой рванулась струя обжигающей спермы... стало не просто сладко, а стало невыносимо сладко - до боли в промежности, - Димка, уткнувшись лицом Расику в шею, судорожно всхлипывающими, обжигающими вдохами-выдохами тяжело, прерывисто дышал, упиваясь апофеозом своей любви... ради этих стремительно ускользающих, но пережитых секунд упоительного, ни с чем не сравнимого блаженства, наполнившего все тело, стоило жить... и жить, и мечтать, и ждать, и надеяться! И неважно, что эти секунды так скоротечны - их можно будет теперь повторять, проживая снова и снова... разве не так? Расик - любимый Расик - лежал под Димкой, и животы их клейко слипались Димкиным соком осуществлённой мечты... разве всё это было не счастьем?

- Расик... - оторвав пламенеющее лицо от шеи замершего, неподвижно лежащего под ним Расима, чуть слышно выдохнул Димка, и в этом коротком выдохе-слове было всё: и любовь, и нежность, и благодарность... чувство горячей благодарности наполнило сердце влюблённого Димки! - Расик... давай... теперь ты - как я... ты - меня...

И тут же, нисколько не сомневаясь в том, что возбуждённый Расим, лежащий под ним, хочет ничуть не меньше, чем этого хотел он сам, Димка усилием тела, качнувшись набок - увлекая Расика за собой, рывком опрокинулся, перевернулся на спину, - они вновь поменялись местами... чтоб Расиму было удобней, Димка шире раздвинул под ним, под Расимом, ноги, одновременно с этим скользнув ладонями к неистребимо манящей Расимовой попе, - Димка, целуя Расима кончик носа, вдавил ладони в сочно-упругие ягодицы, тем самым стараясь сильнее вжать напряженный горячий член Расима в свой липко-клейкий живот.

- Давай... - выдохнул Димка. - Расик... давай!

Димка чувствовал в теле приятную опустошенность, и вместе с тем из души шестнадцатилетнего Димки никуда не делась, не испарилась любовь, - любимый Расик лежал на нём, и Димке - влюблённому Димке! - страстно хотелось, чтобы Расиму было так же кайфово, так же классно и обалденно, как только что было кайфово, классно и обалденно ему... "давай!" - прошептал Димка Расиму, но Расим, жаждавший с Д и м о й настоящей дружбы, сейчас нисколечко не нуждался ни в подсказках, ни в каком-либо руководстве с Димкиной стороны: Расим не по-детски был возбуждён, голое тело его полыхало желанием, он лежал на только что кончившем Д и м е, в гостиничном номере было темно, они были вдвоём, и при этом при всём он, пятнадцатилетний девятиклассник, был совершенно нормальным - вполне адекватным - парнем... ну, а какой адекватный - нормальный - пацан в т а к о й ситуации не сумел бы, не смог бы сообразить, что ему надо делать? Тем более, когда сердце было искренне устремлёно... какие подсказки могли быть в такой ситуации? Нужно было быть конченым извращенцем, чтоб в т а к о й ситуации что-то не понять или, тем более, не захотеть! Вжимаясь всем телом в тело Д и м ы, Расим сладострастно задвигал, заколыхал вверх-вниз мальчишескими бёдрами, опуская-вздымая голый зад, - содрогаясь всем своим юным телом от неуклонно растущего наслаждения, Расик всем своим естеством устремился к апофеозу... да и как могло быть иначе? Только так - и никак по-другому! Расим скользил, двигал членом между животами, но теперь животы были липкими, и головка его, Расимова, члена, залупалась в Д и м и н о й сперме легко и сладостно... головка Расимова члена, сжатая животами, залупалась-каталась - как сыр в масле!

Димка, ладонями чувствуя, как сладострастно сжимаются - танцуют-играют - Расимовы ягодицы, закрыл глаза... разве сейчас Расик - любимый Расик! - его не любил, содрогаясь на нём, на Димке, от наслаждения? Конечно, это был секс - всего лишь секс: нормальный секс нормального парня... "любви не бывает без секса, а секс может быть без всякой любви, и Расик... сейчас, в эти сказочные секунды, он любит меня или просто... просто кайфует - как кайфовать может всякий и как кайфовал бы он с кем-нибудь с другим, окажись этот другой на моём месте?" - подумал Димка, всем своим телом влюблённо вслушиваясь в тело содрогающегося Расима, - между тем, Расик его, влюблённого Димку, лежащего на спине с расставленными, разведёнными в стороны ногами, трахал с упоением, с полной самоотдачей... и хотя секс без любви встречается сплошь и рядом, что-то подсказывало Димке, что сейчас это был не просто секс - не просто трах,

- Димка ощущал, с каким упоением содрогается на нём жарко сопящий Расим, Димка чувствовал твердый горячий член любимого Расика, Димка ласкал ладонями спину Расима, его плечи, его поясницу, его судорожно сжимающуюся попу, и ему, влюблённому Димке, хотелось думать, что Расик не просто... не просто трахает его - кайфует на нём, используя его, влюблённого Димку, в качестве удачно подвернувшегося сексуального партнёра, а любит... именно л ю б и т - как любил его, пятнадцатилетнего Расика, он, шестнадцатилетний Димка! Хотя... какая была разница, кому сколько лет? Разница в возрасте - разница в год - для влюблённого Димки в принципе не имела значения, а теперь эта разница не будет иметь никакого значения и для Расима, - "он любит меня!" - подумал Димка, и ощущение счастья горячей волной опалило его юное ликующее сердце... "он любит меня!" - мысленно повторил Димка, ощущая-чувствуя страсть содрогающегося от кайфа пятнадцатилетнего парня по имени Расим... разве счастье бывает только в грёзах - только в мечтах-фантазиях?

Между тем, Расим вдавился пахом в пах Д и м ы изо всей силы, на какой-то миг замер, словно сердце его остановилось, и тут же тело Расима содрогнулось от накатившего оргазма, - из члена, стиснутого животами, вырвалась струя пацанячей спермы, огонь полыхнул в промежности, обжег мышцы ануса... никогда ещё ему, Расику, не было так сказочно сладко! Ни в какое сравнение с э т о й сладостью - с э т и м небывалым наслаждением - не шла сладость от суходрочек! Когда Расик дрочил, сладко делалось только в попе - в районе ануса, и сладость эта была короткая, скоротечная... а теперь сладость разлилась по всему телу - как если бы он, Расим, с головой нырнул в бочку солнцем нагретого золотистого меда! Кончил... "с Д и м о й кончил - на Д и м у... как он - на меня..." - мелькнула у Расима радостная мысль, и Расим, ощущая в промежности огнём полыхающую сладость, с чувством невольно возникшей благодарности обессилено ткнулся пересохшими горячими губами в Димкину шею; "завтра нам будет стыдно..." - подумал Расим, но эта возникшая мысль никак не вязалась с его чувствами, и Расим тут же отмахнулся от этой мысли, однако ощущение лёгкой виноватости снова царапнуло сердце, как это бывало у него, у Расика, всегда, когда он кончал в одиночестве, занимаясь мастурбацией...

"стыдно... почему нам должно быть стыдно, если обоим нам - и Д и м е, и мне - было так хорошо?" - подумал Расим, чувствуя горячее объятие крепких Д и м и н ы х рук, в то время как сам Димка, лёжа под Расимом - прижимая кончившего Расика к себе, с чувством ликующей радости думал о том, что сейчас случилось-произошло самое главное: Расик кончил - испытал с ним, с Димкой, не просто оргазм, а познал несомненное наслаждение, и теперь... "теперь он уже никуда... никуда не денется от нашей взаимной любви!" - ликующе думал Димка, ощущая сухие горячие губы Расима на своей шее - чуть ближе к ключице... разве это было не счастье?

Какое-то время они лежали молча, не шевелясь, - смешавшаяся сперма липко склеивала их животы, и Димке было приятно думать о том, что сперма его и сперма Расима перемешалась в одну неделимую субстанцию; это смешение казалось Димке символичным - имеющим сакральный смысл... как если бы это смешалась не их горячая сперма, а они сами слились друг с другом и душами, и телами в неразделимое целое! Повернув голову набок - не размыкая объятий, Димка краем дотянувшихся губ поцеловал Расима в пылающую скулу.

- Расик... - чуть слышно прошептал Димка, и руки его ещё крепче прижали Расима к груди.

- Что? - так же тихо - так же чуть слышно - отозвался Расим, не делая никаких попыток высвободиться из Д и м и н ы х объятий.

- Я люблю тебя... Расик, я люблю тебя!

beloglinskyp@mail.ru